Неточные совпадения
Он у постели больной жены
в первый раз
в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое
в нем
вызывали страдания других
людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние
в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал.
И этот вопрос всегда
вызывал в нем другой вопрос — о том, иначе ли чувствуют, иначе ли любят, иначе ли женятся эти другие
люди, эти Вронские, Облонские… эти камергеры с толстыми икрами.
Но, несмотря на это, он
вызвал у Самгина впечатление зажиточного
человека, из таких, — с хитрецой, которым все удается, они всегда настроены самоуверенно, как Варавка, к
людям относятся недоверчиво, и, может быть, именно
в этом недоверии — тайна их успехов и удач.
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость.
В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим
в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта
в пятом этаже, а
вызывает впечатление подвала. Угрюмые
люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их
в сторону.
Это впечатление спутанного хоровода, ленивой, но мощной толкотни, усиливали игрушечные фигурки
людей, осторожно шагавших между зданий, по изогнутым путям;
людей было немного, и лишь редкие из них торопливо разбегались
в разных направлениях, большинство же
вызывало мысль о заплутавшихся, ищущих.
Холеное, голое лицо это, покрытое туго натянутой, лоснящейся, лайковой кожей, голубоватой на месте бороды, наполненное розовой кровью, с маленьким пухлым ртом, с верхней губой, капризно вздернутой к маленькому, мягкому носу, ласковые, синеватые глазки и седые, курчавые волосы да и весь облик этого
человека вызывал совершенно определенное впечатление — это старая женщина
в костюме мужчины.
Самгин все замедлял шаг, рассчитывая, что густой поток
людей обтечет его и освободит, но
люди все шли, бесконечно шли, поталкивая его вперед. Его уже ничто не удерживало
в толпе, ничто не интересовало; изредка все еще мелькали знакомые лица, не
вызывая никаких впечатлений, никаких мыслей. Вот прошла Алина под руку с Макаровым, Дуняша с Лютовым, синещекий адвокат. Мелькнуло еще знакомое лицо, кажется, — Туробоев и с ним один из модных писателей, красивый брюнет.
В общем тюрьма
вызвала у Самгина впечатление беспорядка, распущенности, но это, несколько удивляя его, не мешало ему отдыхать и внушило мысль, что
люди, которые жалуются на страдания, испытанные
в тюрьмах, преувеличивают свои страдания.
«Конечно, студенты. Мальчишки», — подумал он, натужно усмехаясь и быстро шагая прочь от
человека в длинном пальто и
в сибирской папахе на голове. Холодная темнота, сжимая тело,
вызывала вялость, сонливость. Одолевали мелкие мысли, — мозг тоже как будто шелушился ими. Самгин невольно подумал, что почти всегда
в дни крупных событий он отдавался во власть именно маленьких мыслей, во власть деталей; они кружились над основным впечатлением, точно искры над пеплом костра.
Кутузов был величиной реальной, давно знакомой. Он где-то близко и действует как организатор. С каждой встречей он
вызывает впечатление
человека, который становится все более уверенным
в своем значении,
в своем праве учить, действовать.
В минуты таких размышлений наедине с самим собою Клим чувствовал себя умнее, крепче и своеобразней всех
людей, знакомых ему. И
в нем постепенно зарождалось снисходительное отношение к ним, не чуждое улыбчивой иронии, которой он скрытно наслаждался. Уже и Варавка порою
вызывал у него это новое чувство, хотя он и деловой
человек, но все-таки чудаковатый болтун.
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась; голос у нее осел, звучал глухо, разбито и уже не так властно, как раньше. Всегда одетая
в черное, ее фигура
вызывала уныние;
в солнечные дни, когда она шла по двору или гуляла
в саду с книгой
в руках, тень ее казалась тяжелей и гуще, чем тени всех других
людей, тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Катафалк ехал по каким-то пустынным улицам, почти без магазинов
в домах, редкие прохожие как будто не обращали внимания на процессию, но все же Самгин думал, что его одинокая фигура должна
вызывать у
людей упадков впечатление.
Быстрая походка
людей вызвала у Клима унылую мысль: все эти сотни и тысячи маленьких воль, встречаясь и расходясь, бегут к своим целям, наверное — ничтожным, но ясным для каждой из них. Можно было вообразить, что горьковатый туман — горячее дыхание
людей и все
в городе запотело именно от их беготни. Возникала боязнь потерять себя
в массе маленьких
людей, и вспоминался один из бесчисленных афоризмов Варавки, — угрожающий афоризм...
Самгин почувствовал, что его фигура
вызывает настороженное молчание или же неприязненные восклицания. Толстый
человек с большой головой и лицом
в седой щетине оттянул подтяжку брюк и отпустил ее, она так звучно щелкнула, что Самгин вздрогнул, а
человек успокоительно сказал...
Самгин, поправив очки, взглянул на него; такие афоризмы
в устах Безбедова возбуждали сомнения
в глупости этого
человека и усиливали неприязнь к нему. Новости Безбедова он слушал механически, как шум ветра, о них не думалось, как не думается о картинах одного и того же художника, когда их много и они утомляют однообразием красок, техники. Он отметил, что анекдотические новости эти не
вызывают желания оценить их смысл. Это было несколько странно, но он тотчас нашел объяснение...
«Социальная революция без социалистов», — еще раз попробовал он успокоить себя и вступил сам с собой
в некий безмысленный и бессловесный, но тем более волнующий спор. Оделся и пошел
в город, внимательно присматриваясь к
людям интеллигентской внешности, уверенный, что они чувствуют себя так же расколото и смущенно, как сам он. Народа на улицах было много, и много было рабочих, двигались
люди неторопливо,
вызывая двойственное впечатление праздности и ожидания каких-то событий.
Томилин усмехнулся и
вызвал сочувственную усмешку Клима; для него становился все более поучительным независимый
человек, который тихо и упрямо, ни с кем не соглашаясь, умел говорить четкие слова, хорошо ложившиеся
в память.
Как все необычные
люди, Безбедов
вызывал у Самгина любопытство, —
в данном случае любопытство усиливалось еще каким-то неопределенным, но неприятным чувством. Обедал Самгин во флигеле у Безбедова,
в комнате, сплошь заставленной различными растениями и полками книг, почти сплошь переводами с иностранного: 144 тома пантелеевского издания иностранных авторов, Майн-Рид, Брем, Густав Эмар, Купер, Диккенс и «Всемирная география» Э. Реклю, — большинство книг без переплетов, растрепаны, торчат на полках кое-как.
Вход
в переулок, куда вчера не пустили Самгина, был загроможден телегой без колес, ящиками, матрацем, газетным киоском и полотнищем ворот. Перед этим сооружением на бочке из-под цемента сидел рыжебородый
человек, с папиросой
в зубах; между колен у него торчало ружье, и одет он был так, точно собрался на охоту. За баррикадой возились трое
людей: один прикреплял проволокой к телеге толстую доску, двое таскали со двора кирпичи. Все это
вызвало у Самгина впечатление озорной обывательской забавы.
Во всех этих
людях, несмотря на их внешнее различие, Самгин почувствовал нечто единое и раздражающее. Раздражали они грубоватостью и дерзостью вопросов, малограмотностью, одобрительными усмешечками
в ответ на речи Маракуева.
В каждом из них Самгин замечал нечто анекдотическое, и, наконец, они
вызывали впечатление
людей, уже оторванных от нормальной жизни, равнодушно отказавшихся от всего, во что должны бы веровать, во что веруют миллионы таких, как они.
Когда герои были уничтожены, они — как это всегда бывает — оказались виновными
в том, что, возбудив надежды, не могли осуществить их.
Люди, которые издали благосклонно следили за неравной борьбой, были угнетены поражением более тяжко, чем друзья борцов, оставшиеся
в живых. Многие немедля и благоразумно закрыли двери домов своих пред осколками группы героев, которые еще вчера
вызывали восхищение, но сегодня могли только скомпрометировать.
А рабочие шли все так же густо, нестройно и не спеша; было много сутулых, многие держали руки
в карманах и за спиною. Это
вызвало в памяти Самгина снимок с чьей-то картины, напечатанный
в «Ниве»: чудовищная фигура Молоха, и к ней, сквозь толпу карфагенян, идет, согнувшись, вереница
людей, нанизанных на цепь, обреченных
в жертву страшному богу.
Даже для Федосовой он с трудом находил те большие слова, которыми надеялся рассказать о ней, а когда произносил эти слова, слышал, что они звучат сухо, тускло. Но все-таки выходило как-то так, что наиболее сильное впечатление на выставке всероссийского труда
вызвала у него кривобокая старушка. Ему было неловко вспомнить о надеждах, связанных с молодым
человеком, который оставил
в памяти его только виноватую улыбку.
Среди них особенно заметен был молчаливостью высокий, тощий Редозубов,
человек с длинным лицом, скрытым
в седоватой бороде, которая, начинаясь где-то за ушами, росла из-под глаз, на шее и все-таки казалась фальшивой, так же как прямые волосы, гладко лежавшие на его черепе,
вызывали впечатление парика.
Все это
люди, которые верят
в необходимость социальной революции, проповедуют ее на фабриках,
вызывают политические стачки, проповедуют
в армии, мечтают о гражданской войне.
Тут Самгин услыхал, что шум рассеялся, разбежался по углам, уступив место одному мощному и грозному голосу. Углубляя тишину, точно выбросив
людей из зала, опустошив его, голос этот с поразительной отчетливостью произносил знакомые слова, угрожающе раскладывая их по знакомому мотиву. Голос звучал все более мощно,
вызывая отрезвляющий холодок
в спине Самгина, и вдруг весь зал точно обрушился, разломились стены, приподнялся пол и грянул единодушный, разрушающий крик...
Самгин чувствовал себя все более взрослым и трезвым среди хмельных, ликующих
людей, против Лютова, который точно крошился словами, гримасами, судорогами развинченного тела,
вызывая у Клима желание, чтоб он совсем рассыпался
в сор,
в пыль, освободив измученный им стул, свалившись под него кучкой мелких обломков.
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела руки, разбросила поцелуй
в публику. Этот жест
вызвал еще более неистовые крики, веселый смех
в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на
людей рядом с ним, особенно на толстяка
в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу
в бинокль и громко говорил, причмокивая...
Как-то
в праздник, придя к Варваре обедать, Самгин увидал за столом Макарова. Странно было видеть, что
в двуцветных вихрах медика уже проблескивают серебряные нити, особенно заметные на висках. Глаза Макарова глубоко запали
в глазницы, однако он не
вызывал впечатления
человека нездорового и преждевременно стареющего. Говорил он все о том же — о женщине — и, очевидно, не мог уже говорить ни о чем другом.
«А когда после? — спрашивала она себя, медленно возвращаясь наверх. — Найду ли я силы написать ему сегодня до вечера? И что напишу? Все то же: „Не могу, ничего не хочу, не осталось
в сердце ничего…“ А завтра он будет ждать там,
в беседке. Обманутое ожидание раздражит его, он повторит
вызов выстрелами, наконец, столкнется с
людьми, с бабушкой!.. Пойти самой, сказать ему, что он поступает „нечестно и нелогично“… Про великодушие нечего ему говорить: волки не знают его!..»
Отвернулись от него все, между прочим и все влиятельные знатные
люди, с которыми он особенно умел во всю жизнь поддерживать связи, вследствие слухов об одном чрезвычайно низком и — что хуже всего
в глазах «света» — скандальном поступке, будто бы совершенном им с лишком год назад
в Германии, и даже о пощечине, полученной тогда же слишком гласно, именно от одного из князей Сокольских, и на которую он не ответил
вызовом.
Этот
вызов человека, сухого и гордого, ко мне высокомерного и небрежного и который до сих пор, родив меня и бросив
в люди, не только не знал меня вовсе, но даже
в этом никогда не раскаивался (кто знает, может быть, о самом существовании моем имел понятие смутное и неточное, так как оказалось потом, что и деньги не он платил за содержание мое
в Москве, а другие),
вызов этого
человека, говорю я, так вдруг обо мне вспомнившего и удостоившего собственноручным письмом, — этот
вызов, прельстив меня, решил мою участь.
Гончарова.], поэт, — хочу
в Бразилию,
в Индию, хочу туда, где солнце из камня
вызывает жизнь и тут же рядом превращает
в камень все, чего коснется своим огнем; где
человек, как праотец наш, рвет несеяный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето, — туда,
в светлые чертоги Божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть, а сердце биться».
Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса,
в котором пустыни превращаются
в жилые места, дикари возводятся
в чин
человека, религия и цивилизация борются с дикостью и
вызывают к жизни спящие силы.
Да, тут есть правда; но
человеку врожденна и мужественность: надо будить ее
в себе и
вызывать на помощь, чтобы побеждать робкие движения души и закалять нервы привычкою. Самые робкие характеры кончают тем, что свыкаются. Даже женщины служат хорошим примером тому: сколько англичанок и американок пускаются
в дальние плавания и выносят, даже любят, большие морские переезды!
«Не успеешь оглянуться, как втянешься опять
в эту жизнь», — подумал он, испытывая ту раздвоенность и сомнения, которые
в нем
вызывала необходимость заискивания
в людях, которых он не уважал. Сообразив, куда прежде, куда после ехать, чтоб не возвращаться, Нехлюдов прежде всего направился
в Сенат. Его проводили
в канцелярию, где он
в великолепнейшем помещении увидал огромное количество чрезвычайно учтивых и чистых чиновников.
И он еще больше, чем на службе, чувствовал, что это было «не то», а между тем, с одной стороны, не мог отказаться от этого назначения, чтобы не огорчить тех, которые были уверены, что они делают ему этим большое удовольствие, а с другой стороны, назначение это льстило низшим свойствам его природы, и ему доставляло удовольствие видеть себя
в зеркале
в шитом золотом мундире и пользоваться тем уважением, которое
вызывало это назначение
в некоторых
людях.
— Не правда ли? — обратилась Мисси к Нехлюдову,
вызывая его на подтверждение своего мнения о том, что ни
в чем так не виден характер
людей, как
в игре. Она видела на его лице то сосредоточенное и, как ей казалось, осудительное выражение, которого она боялась
в нем, и хотела узнать, чем оно вызвано.
И даже
в эту страшную войну, когда русское государство
в опасности, нелегко русского
человека довести до сознания этой опасности, пробудить
в нем чувство ответственности за судьбу родины,
вызвать напряжение энергии.
Но вот мальчик уже юноша, уже молодой
человек, офицер; за буйные поступки и за
вызов на поединок ссылают его
в один из отдаленных пограничных городков нашей благодатной России.
Летом,
в жаркие дни, багульник выделяет такое обилие эфирных масел, что у непривычного
человека может
вызвать обморочное состояние. За багульником идут мхи и лишайники. Осыпи для
людей не составляют помехи, но для коней и мулов они являются серьезным препятствием. Приходится обходить их далеко стороною.
На разъездах, переправах и
в других тому подобных местах
люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая народ или
вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и не считает даже званию своему приличным пускать пыль
в глаза.
Ему достаточен стих: «Родные
люди вот какие»
в «Онегине», чтоб
вызвать к суду семейную жизнь и разобрать до нитки отношения родства.
Еще
в прошлом году, когда собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда еще я держал руку этого неверного народа), мне говорил игумен Братского монастыря, — он, жена, святой
человек, — что антихрист имеет власть
вызывать душу каждого
человека; а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около Божией светлицы.
Идолатрия и демонолатрия,
в которые впадает
человек,
вызывают к жизни демонические силы, овладевающие
человеком, но их нельзя мыслить наивно реалистически.
Я совершенно неспособен испытывать чувства ревности, мне не свойствен аффект зависти, и нет ничего более чуждого мне, чем мстительность, у меня атрофировано совершенно всякое чувство иерархического положения
людей в обществе, воля к могуществу и господству не только мне несвойственна, но и
вызывает во мне брезгливое отвращение.
Мне кажется, что наибольшую жалость
вызывает неисполненность надежд, с которыми
человек и животное входят
в мир.
Даже
в то глухое и смирное время этот циркуляр выжившего из ума старика Делянова, слишком наивно подслуживавшегося кому-то и поставившего точки над i,
вызвал общее возмущение: не все директора даже исполнили требование о статистике, а публика просто накидывалась на
людей в синих мундирах «народного просвещения», выражая даже на улицах чувство общего негодования…
Убыток был не очень большой, и запуганные обыватели советовали капитану плюнуть, не связываясь с опасным
человеком. Но капитан был не из уступчивых. Он принял
вызов и начал борьбу, о которой впоследствии рассказывал охотнее, чем о делах с неприятелем. Когда ему донесли о том, что его хлеб жнут работники Банькевича, хитрый капитан не показал и виду, что это его интересует… Жнецы связали хлеб
в снопы, тотчас же убрали их, и на закате торжествующий ябедник шел впереди возов, нагруженных чужими снопами.